Безукоризненное несовершенство - творчество Сергея Пояркова
Здесь и далее пояснения С.Пояркова:
Самое важное в искусстве для меня то, что у искусства нет границ, сейчас искусство не ограничено ничем: ни формой, ни темой, ни содержанием. С моей точки зрения, наибольшее достижение искусства XX века - это то, что его границы расширились до горизонта. Насколько он широк для каждого человека, зависит только от него самого. Ведь можно стоять на горе Эверест и видеть горизонт в сотни километров, страстно при этом желая большего. А можно сидеть в яме и видеть горизонт в 3 метра, радуясь тому, что есть хоть это, а могло бы быть и меньше. Нельзя говорить, чья позиция лучше, выгоднее, разумнее. Просто так случилось.
Я не утверждаю, что моя позиция лучше другой, нет, просто - это моя позиция, моя философия. Когда-то я услышал историю об одном раввине, которого звали Дзуси. Он го-ворил: "Когда я умру. Бог не спросит меня, почему я не был Аристотелем, он спросит, почему я не был Дзуси". Я хочу быть собой и считаю, что подобное стремление - самое главное для каждого художника .
Есть некая искра, которая не гаснет в художнике, не дает ему возможности изменить профессию. Настоящий художник не может не быть художником. Его не может отвлечь от творчества ни бедность, ни богатство. Настоящий художник ради искусства готов сделать все. Ради искусства человек может не только жить всю жизнь в подвале, в нищете - ради искусства он может заработать миллионы, выучить языки, свернуть горы, ради того, чтобы заниматься своим искусством и довести его до максимально высшей точки То есть возможно не заниматься искусством, чтобы зарабатывать деньги, а зарабатывать деньги для того, чтобы заниматься искусством .
Профессионализм, который приходит с годами, образование, взрослая жизнь накладываются на художника, как асфальт. И художник может сквозь этот асфальт пробиться, прорасти, может пройти и академизм, и жизненную рутину, если в нем осталась эта искра, этот трепет, как у ребенка, перед белым листом бумаги. Этот белый лист магический, он может обозначать все что угодно: космос, пещеру Он может быть веселым, может быть грустным. Он тянет к себе, как наркотик .
Я когда-то услышал изречение Эйнштейна о том, что все, чего он добился, стало возможным благодаря тому, что он был "заторможенным": все люди выросли, а он-нет. Стал взрослым человеком, а продолжал задаваться все теми же детскими вопросами. Благодаря этому он чего то добился. Это безумно важно и для художника, и для любого человека, который занят творчеством, чтобы в нем оставалось это детское чувство. Ибо, когда люди вырастают, они лишаются возможности выбить из этого чувства какую-то искру. Самая большая трагедия для художника - повзрослеть и утратить убежище от действительности.
Так как в СССР литература была таким убежищем от действительности, я, как дитя своего общества, очень сильно литературизирован А люди, которые увлекались книгой в детстве, живут сообразно этому. Книжность остается до конца жизни, и потому желание привнести какой - то литературный элемент непосредственно в изобразительный процесс мне присуще .
В принципе, это благодарная миссия художника, который все время занимается анализом собственной философии,самовыражаясь через нее. Самовыражением может быть все, что угодно - построение воздушных шаров, исполнение приговоров или зарабатывание денег. Есть какие-то вещи, над которыми люди не могут глубоко задумываться, потому что они заняты другими делами. Чтобы задумываться над этими проблемами, существуют художники, во всяком случае этим они оправдывают свое существование. Они дают возможность человеку в минуты отдыха, или вместо отдыха (ведь отдых часто просто смена занятий), увидеть какую-то выстраданную или наоборот весело построенную ими философскую концепцию, торая при всей своей противоречивости, для кого-то необходимости, для кого-то ненужности, все-таки предназначена, чтобы разнообразить жизнь, расширять ее границы. Художник и искусство нужны, в первую очередь, для людей, которые сами искусством не занимаются. Эти люди самые искренние и благодарные зрители. В идеале творчество художника - это тот отрезок, на который расширяется диапазон жизни каждого, кто видит его работу .
С искусством всегда получаются интересные вещи Как только какая-то авангардная музыка пробивает дорогу, она новая, классная, это свежий глоток воздуха. Потом ее берут и ставят на рельсы признания, и то, что было свежим глотком воздуха; неизбежно становится накатанной дорогой, бизнесом. Это нормально, потому что придет следующая группа из андеграунда. Так устроена жизнь
Точно так же в изобразительном искусстве. Когда-то налаженную систему салонного искусства прорвали модернисты. Но придет время, когда модернисты, как и традиционное салонное искусство, будут "пробиты" струей новой концепции. Которая, свою очередь, со временем состарится, одряхлеет, станет костной, ограниченной. И тогда "взлетит" что-то новое, потесняя старые философии, утверждая свое право на сосуществование с ними.
В детстве я страшно любил книги. И если смотреть мои работы в целом, то можно увидеть, что я изначально был иллюстратором. Но мне всегда было интересно придумывать какие-то свои истории, всегда было тесно в иллюстрационном поле. И я рисовал какие-то собственные иллюстрации, которые были шире, чем книжный материал. Я себя чувствовал недовыраженным, и это меня раздражало. И вот, в один прекрасный момент, когда я, занимаясь иллюстрацией, выиграл кучу разных призов, конкурсов, понял, что это не совсем мое. Мне было тесно, меня душила эта теснота, мне хотелось большего. Пока наконец из этих творческих мучении не родилась форма.
Материалом для искусства может быть все голуби, камни, глина, банки от "кока колы", политика или секс. Взгляд на все это тоже может быть искусством. Искусство всегда было, есть и будет шире того, что выставлено в галереях, безбрежнее того, что может прийти нам в голову. Искусство там, где его делают.
У каждого художника есть техника, которая отвечает его внутреннему настрою. Для меня это - иллюстративная графика. Мне гораздо удобнее работать на бумаге, потому что диапазон фактур, которые можно сделать на бумаге увлекает меня больше, чем то, что можно сделать маслом на холсте. Я комбинирую акварельную технику, которой присущи легкость, прозрачность, спокойствие цвета, с яркими мягкими карандашами. Эти две вещи оттеняют и подчеркивают друг друга. Такая техника одновременно проста для восприятия, хотя очень сложна в процессе изготовления. Массив, покрытый акварелью - это одна фактура, и тут же рядом получается четко проработанный карандашом массив, который подчеркивает какой-то элемент .
Я сочетаю акварельные фактуры, карандаш, тушь, гуашь. Я не хочу ограничиваться какой то одной техникой, каким то одним приемом. Если посмотреть на мои работы, часто можно заметить, что на каждой из них происходит какое-то необычное или совершенно абсурдное действие. И в то же время персонажи остаются совершенно спокойными. Они невозмутимо выполняют монотонную ежедневную работу, живут своей жизнью, даже не отдавая себе отчета в абсурдности происходящего .
Например, человечек верхом на парящем пианино ударяет по клавишам. Его не удивляет ситуация, в которой он находится. Дворник, который под диковинными существами сметает "шарики"... Все эти люди заняты ежедневной рутинной работой ,невзирая на ее формальную экзотичность. Это только видимый диссонанс, на самом деле в жизни все происходит так же. Мы живем в совершенно абсурдном мире, но приемлем его как нормальный, равно как те вещи, которые мы считаем нормальными, могут быть совершенно абсурдными,
улетает в небо домик на воздушном шаре, казалось бы, вот система покидает систему, тут должно быть какое-то напряжение. Но свойство человека - оставаться человеком. Он никуда не может деться от быта. Женщина убирает в доме, вытряхивает какое-то одеяло. Рыбак ловит рыбу, а дети пускают самолетики .
В Советском Союзе я всегда воспринимал искусство той местности, где вырос, как искусство нарративное, начиная с нерусской иконы и заканчивая передвижниками и соцреализмом. Это почти всегда было искусство конкретной, нарративной, почти окололитературной формы. Да и искусство протеста, когда самиздат и полусамиздат были в почете даже у живших в относительном согласии с системой, было полностью построено на ассоциации, на нюансе - таким оно и осталось в восприятии.
Имея эту базу и попав на Запад, я просто попробовал скомбинировать две вещи - иллюстративность и полижанровую лософию. В моем понимании мир объединился, исчезли границы. Если раньше он был разбит на две части, то сейчас границы пропадают. И не только идеологические, географические - они пропадают на уровне философии и отношения к искусству. В прошлом остались рассуждения на тему, что может быть сюжетом для искусства. Сегодня для искусства все может быть темой, все может быть материалом. Мне повезло пожить в несовместимых системах, и мне показалось, что мир в целом все равно оставался гармоничным, вне зависимости от систем и их противоречий. Существующая гармония мироздания превращает противоречия в гармонию. И только человеческая суть остается одинаковой в любой системе. И в меру своих возможностей старается монотонный текст окружающих будней проиллюстрировать философией.
Моя творческая концепция заключается в том, что я делаю очень иллюстративную станковую графику. С одной стороны она держится на моих личных глубинных, чуть ли не с детства идущих ассоциациях и впечатлениях. С другой - на базе профессионального образования, опыте работы и массиве прочитанного и услышанного .
Наверное, обо мне можно написать только контрискусствоведческую статью. Мой творческий метод - это антииллюстрация, картина, которую нужно проиллюстрировать собственной историей. В каждую работу я вкладываю свои взгляд на предмет, сложно или просто организованную философию, каждая вещь в работе не случайна, она обязательно сопрягается с другими вещами или с другими работами.
В одних работах личное практически уходит. В других это личное превалирует и такие работы я совершенно не люблю объяснять. Эта книга построена таким образом, что те работы, где не так ярко выражены мои личностные отношения к каким-то событиям, объяснены широко, там полностью высказана моя философия. В других работах объяснении минимум. В каких-то их нет вообще. Это картины, личную подоплеку которых я бы не хотел выносить на всеобщее обозрение. Попробуйте отнестись к ним, как дети относятся к книжкам-раскраскам . Как к "раскраскам" для вашего воображения.
В принципе, как любой художник, я провокатор, я провоцирую зрителя своим, только мне присущим способом. Я правокатор Поярков, и провоцирую вас по-поярковски. Вам нравится моя провокация - значит, вы мой зритель, вам не нравится моя провокация - значит, вы зритель другого художника. Художники, творческие концепции не могут быть лучше или хуже, они просто разные. Я не думаю, что искусство можно безусловно разделить на высокое, низкое, среднее, полусредне полусладкое крепленое или рафинированное. Оно бывает для каждого человека "свое или "не свое", нравится не нравится, трогает или не трогает. И можно, наверное, даже пустоту продать по цене глубины. Но, все равно, если то, что не трогает, обложить псевдонаучной терминологией, оно может и будет лучше выглядеть, вкуснее пахнуть, ярче блестеть. Но не будет трогать так, как трогает только "твое", тебе созвучное искусство .
Меня всегда очень интересовала реакция зрителей моих картин: кто они, почему им нравятся мои работы, что они в них в дят, как объясняют для себя. Был случай, когда человек, купивший работу "Удачи!" (это было в Америке, на выставке), увидел в ней совсем другой смысл, чем вложенный мною. Он пришел, не собираясь ничего покупать, но эта работа настолько захват ла его, что он сказал "Боже мой, ведь это ода эмиграции! " Он рассказал мне свою историю и раскрасил мои образы своим воображением по-своему. Как если бы из тех же кирпичей выстроил совершенно новый город. Или, например, работа " День рождения". Однажды в Америке же один из вариантов из этой серии купила женщина, у которой большинство предков бы музыкантами. Когда она увидела эту работу, то сказала: "Господи, ведь это МОЯ жизнь, это МОЙ дом в течение 50 лет". Она стояла перед картиной полтора часа и была потрясена: насколько изображенное похоже на какие-то ее ассоциации. Ее слова: "Это та работа, которую я мечтала купить всю жизнь, она настолько попала на меня. " Мне показалось, что ее ассоциаи в каких-то вещах были интереснее моих, ее объяснения - в чем-то глубже .
Я убежден, что человеческие мечты обязательно должны сбываться, это нормальный ход событий. Для человека естественно бь счастливым и реализованным .То, о чем я мечтал в детстве, сбылось через какой-то промежуток времени. Если приложить к этому усилия, то все обязательно получится. Это вообще счастливая судьба трудоголиков - их мечты почти всегда сбываются.
Я всегда считал, что излишне серьезное отношение художника к себе и к жизни - в общем, это глупо. Все мы рано или поздно умрем, и большинство из нас умрет более или менее мучительно, но мы просто совершенно естественно не думаем об этом. Мы это знаем, но мы с этим не живем. Это удивительная способность человека - знать и не замечать или знать и замечать. Мы сами выбираем себе свой нужный баланс. Когда человек берет на себя труд, смелость и усилия установить свой собственный баланс противоречий, он сможет жить в гармоничном мире. Только таким образом человек может быть счастлив.
У каждого художника есть какой то момент, когда он приобретает профессиональные навыки, выходит на какую-то орбиту, как космический корабль. Вот кончилось земное притяжение и перед ним огромное пространство. Это классное, пьянящее чувство, которое, наверное, даже близко не сравнится ни с наркотиками, ни с алкоголем, ни с чем то другим. Если дирижеру нужен целый оркестр, то художнику нужны лишь руки, материалы и прямоугольник круг или треугольник чистой (чистой не обязательно) бумаги (можно и не бумаги). Художник может сегодня сделать искусство из чего угодно, из чего угодно создать свою систему символов.
Те, кто знаком с историей искусств средневековья, знают что в те далекие времена изобразительное искусство было полно неслучаиностеи. Была некая понятная многим система символов. За предметом люди видели нечто большее, чем сам предиет. Например, пеликан был общеизвестным тогда символом самопожертвования. Люди верили, что он кормит своих птенцов собственными внутренностями.
Мне с детства были интересны правила эзопового языка, всегда влекла иносказательность и все то, что прячется между строк. У меня сложилась своя система символов. Например, у меня рыба, общеизвестный символ жизни, обозначает также женщину. Извилистые ветви деревьев - запутанные обстоятельства. Шахматы символизируют и средневековую формулу алхимика, и какой -то график биржевого маклера. Мы постоянно живем в системе, на нас влияет огромное количество факторов, и мы обязаны завязать их в баланс.
В принципе, шахматная партия - это квинтэссенция нашей жизни. Пешки - это ежедневные, совершенно простые действия (например заправить машину ). Фигуры - это более сложные действия. Есть более сложные фигуры,| есть менее сложные, как и в жизни есть очень сложные задачи, есть менее сложные. Как ладья, которая ходит толь прямой, а конь ходит буквой Г, так же наши жизненные задачи очень сопоставимы с этим.
Но кроме наших действий, есть неотвратимые факторы - скажем, идет дождь, или меняются времена года. То есть в жизни все поделено на то, что в наших силах изменить, и то, что изменить мы не мо-жем. Это символизируется в работе, где ужин при свечах побеждает шахматную партию. Какие бы сложные расчеты мы не делали, все равно есть элемент случайности. Прелесть жизни в том, что всегда что-то происходит вдруг.
И это вдруг может напрочь разрушить то, что человек запланировал. Слово, наиболее полно объясняющее жизнь, - вдруг.
Я часто возвращаюсь к темам своих старых работ. Просто по прошествии времени я их вижу совершенно по-новому Мне интересно продлить эту тему, иначе бросить кости-символы.
Если человек имеет желание поупражняться, разбудить в себе какие-то ассоциации (а человек, чем бы он ни занимался, всегда тянется к творчеству), он может придумать свои объяснения моих работ.
Зритель может придумать свою законченную историю. Я даю основание, на котором человек может построить собственное "здание".
А потом можно, если захочется, посмотреть на мой текст, сравнить, сходятся ли наши точки зрения и похожи или различны системы символов, соощущаем ли мы некий баланс противоречий.
